15-16 марта в Москве прошла конференция «Политика жесткой экономии: европейский опыт и российская перспектива», организованная Институтом глобализации и социальных движений при поддержке Фонда Розы Люксембург. Здесь я представляю свои заметки оттуда. Нет, это не конспект в полном смысле — мои заметки не настолько подробны. Но, всё же, они позволяют составить некоторое представление о канве докладов.
NB. Конференция проходила в дни референдума в Крыму, поэтому украинские события неизбежно были её лейтмотивом. Последовавшие события раскололи собравшихся как минимум на три разных лагеря и сегодня такую конференцию не собрать в принципе.
Анна Очкина:
Это гораздо серьёзнее, чем просто экономия. В России меняется стратегия социальных расходов. Основные признаки этих процессов:
— идеология оптимизации и улучшения;
— внерыночность;
— ориентация социальной сферы на общестратегические принципы развития страны.
Социальные права подменяются понятием социальной услуги. Это не связано с развитием страны.
Государство максимально сокращает свои обязательства перед обществом не только в условиях кризиса, но вообще и с прицелом на будущее. “Государство разводится со своим народом”.
Большинство государственных расходов де-факто ориентированы на антисоциальные цели. Проблема и с масштабом, и со структурой расходов.
Василий Колташов:
Мы неверно понимаем жёсткую экономию. Это сокращение расходов в одном месте и наращивание в другом.
Это не просто реализация неолиберальных мер. Это определённая антикризисная политика, сложившаяся ещё с начала 2008 года.
Налоговая политика переключается на трудящиеся классы. Для бизнеса налоги, при этом, минимизируются.
Сложилась новая для евроэкономики ситуация, при которой государство выплачивает огромные деньги банкам. Финансовый капитал, при этом, господствует. Именно его интересы политика жёсткой экономии отражает в первую очередь. Никакого преодоления экономического кризиса, при этом, не происходит.
Сейчас эти меры будут применяться на Украине (как это было в Греции). В результате и без того слабый спрос обвалится и страну ожидают гораздо более серьёзные последствия.
Как Греция является лабораторией ЕС, Украина точно также является лабораторией России.
Политика жёсткой экономии убивает локальные рынки.
Павел Кудюкин:
То, что происходит сейчас, началось намного раньше. Тенденция уменьшения расходов на рабочую силу проявляется в рамках неолиберальной волны, которая происходит в мире более 30 лет, то волнообразно обостряясь, то притормаживаясь.
Мы сталкиваемся с очередным обострением этих процессов:
1. Попытка преобразовать трудовые отношения так, чтобы они не выглядели трудовыми отношениями, превратившись в отношения экономических агентов;
2. Работодатель экономит на всём массиве отношений с работником;
3. Максимальная индивидуализация социально-трудовых отношений, при этом максимальная десолидаризация их;
4. Трудовое право становится ненужным.
Руслан Хестанов:
Около трети всех семей в провинции живут за счёт отходничества.
В малых городах семьи стали эфемерными.
С точки зрения властей, рабочая сила должна быть так или иначе мобильной, как и капитал.
Речь идёт о том, что рынок пытается подчинить себе все ячейки общества. Исчезают традиционные структуры, которые мы называем социальными. Меняется фундамент общества.
Университеты производят самоопределяющуюся рабочую силу. Эта парадигма будет универсализироваться.
Конечная цель этих процессов – будущая рабочая сила сможет изменять непрерывно свою специальность. В конце XIX века человек получал специальность и спокойно работал всю жизнь. Сегодня знания устаревают каждый 5-7 лет. В итоге люди вынуждены либо постоянно повышать свою квалицикацию, либо менять профессию.
Человека учат приспосабливаться не к миру, а к скорости изменений.
Вся рабочая сила стягивается в метрополии. Города с численностью около 50 тысяч человек рискуют скоро исчезнуть. Есть шансы у городов с численностью от 250 тысяч.
При этом, только метрополии вписываются в глобальную систему инвестиционных потоков.
Даг Сьёрстад:
Происходящие на Западе и Востоке процессы принципиально похожи. Но в разных странах своя специфика.
В западной и северной частях Европы сохраняется организованный капитализм. Он организуется не только бизнес-кругами, но и общественными силами.
В России и Украине капитализм такого типа, каким он был описан в советских учебниках.
Политика жёсткой экономии определяется как необходимость, обязательный элемент выхода из кризиса.
1. Шведская валюта была привязана к доллару. Когда её “отвязали”, она резко девальвировалась на 20%. Это повысило конкурентоспособность шведской продукции.
2. От кризиса страдают больше всего члены еврозоны.
3. Швеция переживала кризис в начале 90-х. Экономика была переориентирована на экспорт. У евростран такой возможности нет. Поэтому они вводят жёсткую экономию, что сужает внутренние рынки. Экспортные рынки Европы всё меньше и меньше.
4. Шведское правительство продавило меры жёсткой экономии. Но затем политика поменялась и правительство стало наращивать госдолг.
Политика жёсткой экономии не срабатывает, когда её практикуют все страны одновременно.
Норвегия пережила кризис лучше других стран. Уровень безработицы не превысил 4%.
В 2008 году наши банки оказались в сложной ситуации. Но не в такой сложной, как в 1990-х. Спасая их от краха, государство забрало их себе. Это и есть организованный капитализм.
Александр Сегал:
Самым мягким президентом в отношении украинской промышленности был Ющенко. Он дал возможность любому капиталу войти на Украину. Поэтому тогда туда вошёл российский бизнес, а также структуры Лакшми Миттала. До этого украинская промышленность была неконкурентоспособна.
За время независимости Украины прошла её деиндустриализация.
Основная масса денег сейчас вертится в пищевой промышленности. Основными потребителями её продукции являются страны бывшего СССР.
Всё это время Украина продавала свою географию. Поэтому так развилась транзитная торговля.
За последние пару лет одной из основных позиций в стране была начальника таможенной службы, которую занимал представитель КПУ.
До Януковича в стране был коррупционный договор между властью и обществом. У всех были свои схемы и никому это не возбранялось. Сутью договора было то, что власть и общество закрывали глаза на схемы друг друга. При этом, продолжала работать советская система социальных гарантий и ЖКХ.
С середины 2012 года начало нарушаться это равновесие. Именно тогда началась подготовка к выборам 2015 года:
— продолжилась экспансия донецкой, днепропетровской и харьковской региональных групп;
— потребовалась концентрация средств для выборов, причём велась она преимущественно коррупционными методами;
— параллельно было необходимо делать вложения в социальную систему.
В конце 2012 года была проведена реорганизация финансовой системы. В результате было создано единое Министерство сборов и доходов, которое в народе прозвали Минсдох.
Давление на бизнес было усилено и поэтому в обществе возникло внутреннее недовольство. Возникла ловушка, которую Янукович сам себя загнал.
В предыдущие годы Украина весьма успешно лавировала между Россией и ЕС, получая различные преференции. Эту систему создал Кучма, но Ющенко её надломил.
Янукович хотел посадить Тимошенко, избивившись от неё как от конкурента в борьбе за власть. Но ему был нужен повод. В итоге он заигрался. Было достаточно дать её срок длиной год-полтора, чтобы лишить возможности участвовать в президентских выборах. Но единственным поводом оказалась её роль в “газовых” договорённостях с Россией. Поэтому его неизбежно занесло на антироссийскую риторику. Необходимость отшатнуться в сторону Запада стала следствием логики его действий. Отыграв в конце 2013 года назад, он растоптал “европейскую мечту” украинцев, которая создавалась 22 года. А ведь ничего страшнее, чем разрушение иллюзий. Именно в этом причина выхода больших масс народа на Майдан. Причём, он бы сам рассосался, если бы не разгон студентов 30 ноября. Через неделю после этого случилось побоище на Банковой. Толпу, при этом, пытались использовать.
Единственное, чем был объединён Майдан, это ненависть к Януковичу.
Именно тогда Минсдох получил второе народное название – Министерство покращення. В Фейсбуке даже создали группу “Свидетелей покращення”.
Что теперь может сделать правительство? Только ввести жёсткую экономию. Причём, как ни экономь, а денег всё равно нет. Очевидно, что Украина движется к дефолту. Очевидно, что будут новые схемы силового передела собственности. Будет стихийная экономия в результате нехватки государственных средств.
Руслан Костюк:
В Европе потерян левый дискурс.
Мы не видим примеров реальной левой политики. Всё дело в реальной социально-экономической ситуации и реальном соотношении сил. Как в ЕС возможно проведение реальной левой альтернативной политики?
Партии, относящиеся к более радикальному спектру, несут свою долю ответственности.
При этом, есть не только левая, но и правая альтернатива.
Опасность в том, что значительная часть избирателей из рабочего класса теперь поддерживают правые партии. Относительное большинство французских рабочих голосует за Национальный фронт. Та же ситуация в Венгрии.
У левых достаточного несформированная позиция в отношении массовой имиграции.
Василий Колташов:
У России было две точки перехода за 1,5 года. Во-первых, весной 2012 года российские власти определились, по какому пути дальше идти – по социальному или по неолиберальному. Определились в пользу последней модели.
Если бы был сделан иной выбор, то дела в российской экономике так бы не ухудшились. Похоже, что в Кремле этот вопрос обсуждался, но они решили, что социальный протест побеждён и поэтому неолиберальную политику можно проводить безо всяких издержек.
Уже к 2012 году экономика показала спад темпов роста. К концу года они фактически сошли на нет. Главной идеей было убедить инвесторов прийти в страну, а остальное считалось неважным.
В конце года была попытка удешевить кредит под давлением крупного бизнеса. Эта тема наиболее ярко обсуждалась на форуме в Давосе.
В 2014 году мы будем свидетелеми сочетания всё дорожающего кредита и высокой инфляции.
Вторая точка перехода подтвердила неолиберальный курс. Угрозы смещения правительства Медведева не видно, хотя и были моменты, когда отставка казалась реальной. Противостоять правительству могли бы сильные социальные движения.
В 2014 году падение рубля совпало с оптимизация и власти не попытались его отсрочить.
Таможенный союз был нужен для того, чтобы сторговаться о вступлении в ВТО. Сейчас этот проект заморожен после того, как задача была выполнена.
Ослабление рубля было объективно обусловлено тем, что российская экономика оказалась зависима от экспорта. Россия закрепляет своё положение периферийной экономики и будет блокировать развитие промышленности, образования, науки ради того, чтобы сохранить стабильность сырьевого бизнеса.
Ухудшение ситуации происходит медленно и становится новой стабильностью.
Алексей Симянов:
Социальная сфере крайне зависит от бюджета.
Одним из критериев эффективности социальной политики могло бы стать создание федеральных стандартов оказания социальной помощи.
Борис Кагарлицкий:
Политика жесткой экономиии является лоичным итогом кризис неолиберализма. Но она не решает этих проблем.
Государства изображает из себя домохозяйство, а домохозяйствам приходится быть коммерческими компаниями.
Политика жёсткой экономии – это не только политика экономии, но и политика перераспределения. Это и дезорганизация определённых структур. Это надры работы для целого ряда социальных институций.
Политика жёсткой экономии пришла в Россию достаточно поздно.
Кризис отдельных регионов усугубляет положение других, менее кризисных.
Регионы чётко усвоили, что центр их подставил.