Филипп Сковородин – человек, долгое время бывший в истории моей семьи частью мифа. Никто из ныне живых людей его никогда не видел, а бабушка очень редко вспоминает лишь про «дядю Филиппа из Ярославля», да и то, говоря про своего родного брата, который тоже уехал жить в этот город. Кто такой «дядя Филипп» на самом деле и что с ним стало, толком никто не знал. Но оказалось, что за этим именем стоит интереснейшая и весьма трагическая и весьма поучительная история.
Итак, ключевая дата – 14 июля 1941 года. Филипп Степанович Сковородин в этот день вернулся из исправительно-трудового лагеря в Западной Белоруссии. В тот день стояла жара под тридцать градусов, город не видел дождей больше двух недель. Всё могло бы быть хорошо, он мог бы работать пусть и не на прежней должности, но вполне спокойно дожить до пенсии. Но то, что он увидел там, под Брестом, привело его к гибели.
Филипп Степанович Сковородин – это троюродный брат моей бабушки, родился на хуторе Мостовка в нынешнем Тарногском районе 16 августа 1902 года. Проще говоря, он был сыном Стефана Сковородина, который приходился родным братом моему прадеду Андрею Сковородину.
Стефан Тимофеев Сковородин родился в деревне Дубровская Ильинского Лондужского прихода Тотемского уезда 11 ноября 1874 года. 8 февраля 1899 года он женился на Иулиании Назариевой Быстряковой из деревни Прокопьевской, приписанной к Шебеньгской Троицкой церкви. 7 мая 1900 года у них родился первенец Николай, умерший спустя год от бронхита. Филипп был вторым ребёнком в семье.
Узнать это было одновременно и просто, и сложно. Раз дядя, значит, наверно, родственник. Если родственник, то родился где-то поблизости от бабушкиной семьи. При сплошной переборке метрик «выплывает» довольно много имён и можно восстанавливать семейные взаимосвязи. Филипп идеально подходил для того, чтобы быть дядей – всё-таки старше на 22 года, хотя и брат. Его и бабушкин отцы были родными братьями – Андрей и Стефан Тимофеевичи. Отец Стефан Тимофеевич и родной брат Михаил в момент описываемых событий жили в Архангельске, Стефану в 1941 году было 75 лет. Филипп был женат, у него было трое детей, старший сын был в армии.
Сестра Филиппа Феклиста (Феня) прожила всю жизнь в Ярославле и в замужестве получила фамилию Седова. Вот её фото в молодости:
По искомым ФИО легко находим в базе данных «Мемориала»: «Родился в 1902 г., Вологодская обл., Торногский р-н, хут. Мостовка; нефтебазы, Зав. жилищно-коммунальным отделом. Проживал: Ярославская обл., пос. ярославской нефтебазы». Совпадение – около 100%. Кроме того, в одной из своих статей местный историк Денис Тумаков приводит его как пример людей, которых приговорили за пораженческие настроения. Дальше – запросы в архивы. И вот что получается.
Родные места наш Филипп покинул 17 лет от роду, уйдя служить в РККА. Там он провёл девять лет, дослужившись до старшины эскадрона. Дядька-кавалерист, герой ребятни тех лет. Возможно, когда-нибудь удастся выяснить, где скакали его кони и какие геройские или не очень поступки он совершал. Как попал Ярославль, бес его знает. Наверно, после увольнения из армии туда направили, мало ли как бывает. А, может, там уже жили родственники. Или, к примеру, там заканчивал службу.
Как попал на ярославскую нефтебазу, тоже нет информации. В архивах документов по личному составу того времени не обнаружилось. Предприятие было стратегическим, а нефтебаза была одной из крупнейших в стране. «Как только была освоена перевозка нефтепродуктов наливом в баржах, возникла экономическая необходимость перевозки их по реке Волге более дешевым транспортом из Баку поближе к промышленным центрам России, – сообщает сайт предприятия. – В конце прошлого столетия на берегах Волги начали возникать нефтесклады, в задачу которых входила приемка нефтепродуктов их барж и отправка по железной дороге в промышленные центры». То есть, наш Филипп Степанович был вполне себе крупным начальником.
Однако, красивая жизнь резко закончилась. В марте 1941 году Кагановичский суд Ярославля осудил члена ВКП(б) Сковородина на 6 месяцев исправительно-трудовых работ с вычетом 25% зарплаты. С партией ему тоже пришлось распрощаться, уголовников коммунисты без лишних разговоров исключали из своих рядов. Причину найти не удалось, но осуждён он был по ч. 1 ст. 143 УК РСФСР – «умышленное лёгкое телесное повреждение, не опасное для жизни, но причинившее расстройство здоровья». Наказание он отбывал в Брестской области «на спецстроительстве». Под спецстроительством подразумевалось возведение приграничных коммуникаций – и линии ДОТов собственно на границе, и аэродромов, и, надо полагать, множества другой инфраструктуры. Это те самые укрепрайоны от Бреста до Белостока, которые не успели достроить и укомплектовать войсками.
Этот эпизод – очень яркий показатель того, что никогда не знаешь, в каком архиве и что именно обнаружится. Только после пятого запроса удалось выяснить, точное место, где находился двоюродный дед. Это станция Ивацевичи, на которой он работал слесарем. В документах написано «Вацевич», но никакого «Вацевича» на картах нет. Зато Ивацевичи – серьёзная станция на линии основного удара немцев в 130 километрах от Бреста по прямой. До центра Минска от станции – 200 километров. Немцы вошли в Ивацевичи равно утром 24 июня, через два дня после оккупации Бреста. В Ивацевичах затем было создано еврейское гетто, в котором погибло более 600 человек.
«Отступал вместе с бойцами Красной Армии, шли пешком три дня. Дошли до г. Калинковичи, откуда его отправили по месту жительства», – скупо говорится в архивной справке. Калинковичи находились в стороне от основного удара гитлеровцев, шедших на Москву. Для сравнения, находящийся севернее Бобруйск был оккупирован 28 июня, а Калинковичи – спустя месяц, 22 августа.
И вот 14 июля он прибывает (наверняка, на поезде) в Ярославль и идёт к себе домой. «14 июля 1941 году обвиняемый СКОВОРОДИН находясь в посёлке Ярославской нефтебазы у дома №73, где среди граждан рабочего посёлка… распространял контрреволюционные слухи о положении на фронте с германским фашизмом, на боеспособность и мощь действующей армии, клеветнически отзывался на отношения населения при фронтовой полосе, а также клеветнически отзывался на сообщения информбюро», – говорится ещё в одной архивной справке, которая цитирует приговор. Жил он, отметим, как раз в этом доме №73.
Что же он услышал во дворе в тот вечер по радио?
«В течение 14 июля продолжались бои на СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ, ЗАПАДНОМ и ЮГО-ЗАПАДНОМ направлениях. Наши войска противодействовали наступлению танковых и моторизованных частей противника и неоднократными контратаками наносили врагу тяжёлые потери. На ЗАПАДНОМ направлении в результате действий наших войск и авиации уничтожено до 100 танков и много автомашин противника. На ЮГО-ЗАПАДНОМ направлении наши войска разгромили крупную часть противника, численностью до 3.000 человек. Захвачено много орудий, пулемётов, автоматов и другого вооружения».
Нетрудно себе представить реакцию человека, видевшего всё своими глазами, на подобное сообщение. На самом деле в этот день немцы вышли к Луге на северо-западном направлении, к Бобруйску на западном, в район Житомира на юго-западном.
18 июля Филипп уже был арестован НКВД, 5 августа утвереждено обвинительное заключение, 10 августа вынесен приговор по ч. 2 ст. 58-10 УК РСФСР – «пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении».
«Мне понятно, в чём я обвиняюсь. Виновным себя не признаю», – сказал он на суде. Итог – 8 лет лагерей, поражение в избирательных правах на три года, но без конфискации имущества за отсутствием оного. Неотбытое наказание по первому приговору «поглощено». То есть, не отбытые два месяца аннулированы, а срок окончания приговора должен был выйти 18 июля 1949 года. «Сейчас так не делают, сейчас сроки складывают вместе», – подсказывают специалисты.
13 марта 1942 года с Ярославским этапом его привезли в Вятлаг. 8 июля получил ещё один приговор – на этот раз, по статье 58-14 УК РСФСР – «контрреволюционный саботаж, то есть сознательное неисполнение кем-либо определенных обязанностей или умышленно небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата, влечёт за собой лишение свободы на срок не ниже одного года, с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до расстрела с конфискацией». Итог – 10 лет. Формально предыдущий приговор снова поглощён, а свой «чирик» он начал заново.
Пробыл он там недолго, скончавшись 18 марта 1943 года, через год и 5 дней после прибытия. Находился в лагпунктах №4, 2, 3, умер в больнице лагпункта №3 от пеллагрозного колита при явлениях слабости сердечной деятельности. Похоронен на кладбище лагпункта, который ассоциируется с посёлком Малый Созим, которого нет на картах. Зато есть река и там сейчас посёлок Созимский.
На форуме «Верхнекамье» приводят со ссылкой на книгу «Экономика Гулага…» Никиты Белых (стр. 117-118) список подразделений Вятлага на 1943 год, в частности 3-й ОЛП в составе:
— штабной л/п (840 заключенных)
— 2-й л/п (269 заключенных, 601 трудармейцев)
— 3-й л/п (25 заключенных)
— 4-й л/п (27 заключенных)
— бывший штабной л/п (101-й лагерь для военнопленных) (50 заключенных).
Андрей Орехов, внук погибшего в Вятлаге священника, опубликовал воспоминания местного жителя о том, как хоронили умерших заключённых в те зимы:
Как выглядит эта весьма поучительная история? Люди, кому я её рассказываю, говорят: «Должен же был всё понимать, зачем трепался о таких вещах?» А как бы 14 июля в этих обстоятельствах поступили другие, когда слышишь очевидную ложь из репродуктора, но многое видел своими глазами? А если ещё и выпил на радостях в день возвращения домой? Он же не разведчик, наверняка выпил.
Из сообщения начальника Вятлага Ноя Левинсона в Кировский обком ВКП(б) от 18 февраля 1942 г.: «…В связи с отсутствием необходимых продуктов всё котловое довольствие лагеря …производится только мукой и крупой, так как рыбы, жиров, овощей, мяса и картофеля лагерь не имеет. В результате, несмотря на принятые меры по улучшению бытовых условий содержания заключённых и сокращению группы «В» (больных) … смертность в лагере не сократилась. Динамика смертности: умерло в ноябре 1941 г. – 389 человек, в декабре – 699 человек, в январе 1942г. – 1.111 человек…» За 1942 год в Вятлаге умерло более 7000 заключённых, за 43-й 4500 человек. В 1944 году при следующем начальнике в лагере было налажено самообеспечение и смертность снизилась.
Вот что вспоминал латыш Артур Страдиньш о тех днях 1943 года (по его дневнику поставлен спектакль «Вятлаг»). К слову, он также содержался и во 2-м, и в 4-м лагпунктах. Страдиньш был националистом, состоял в военизированной организации «Айсзарги». Но меня в этому случае интересуют его документальные свидетельства, а отнюдь не убеждения. Кому интересно, читайте дневник полностью, там он прямо говорит, чем радуется и от чего горюет. Они со Страдиньшем навряд ли были знакомы, хотя могло быть всякое.
<…>