Из письма в поисковую группу “Искатель” (Великий Устюг):
<…>
В первых числах февраля 1945 г., форсировав р. Вислу вместе с другими полками дивизии, наш полк в районе ст. Тересполь (входил в гор. Шенау) оказался в сложной обстановке и вынужден был вести бои в окружении, сдерживая и уничтожая прорвавшуюся из гор. Торна (Торунь) окруженную там группировку противника. Задачу полк выполнил с честью. Все подразделения, вплоть до тыловых и штаба, непосредственно приняли участие в истреблении врага. Полк получил наименование “Торунский”.
Думается, для примера достаточно этих эпизодов.
Мои общие впечатления о войне. Это, прежде всего, бессмысленная жестокость во всех проявлениях. Нельзя без содрогания вспоминать изуродованные, а иногда и разорванные на части человеческие тела. При расширении плацдарма на Днепре мне пришлось увидеть группу наших военнослужащих, изутюженных немецкими танками. Этото кошмар и сейчас перед глазами. А сколько было иной жестокости и варварства… 20 миллионов погибших советских людей воплощаются для меня смертью моих боевых товарищей Молодова, Шильникова, Никитина, Сесина, Ульяновского и многих, многих других.
А уничтоженные города и сёла… Разве можно забыть, как на деревенском пепелище копошатся измученные женщины и детишки около топящейся чудом уцелевшей печи. Да один вид печи на погорелом месте потрясает душу.
<…>
Считаю, мне крупно повезло. С марта 1943 г. по май 1945 г. не раз бывал в хороших переплётах, не был ранен, а от контузии под Брестом очухался, не выбывая из своего полка.
<…>
2.04.1985
Из письма в школу №1 Малориты:
<…>
Многие места и детали боёв, в том числе, и на Малоритчине, забылись, ведь прошло с тех пор более 40 лет. Таких ожесточённых схваток, в которых мне пришлось участвовать, как под Орлом, на Черниговщине, при форсировании Днепра, в районе Калинковичей на Гомельщине, под Брестом, Варшавой, Данцигом и др., на Малоритчине не было. Припоминается только, что после форсирования Припяти наш 237 гв. стр. полк вёл бои в районе Комарово, ночью в быстром бою освободили Мокраны и запомнился ночной марш к Малорите, утром в скоротечном бою около ж.д. станции враг отступил. Не забудутся только болотистые хляби Полесья, сожжённые и разрушенные сёла и города, запущенная земля и бедность и измученные оккупацией люди.
<…>
Война – это не только атаки, десанты, прорывы, охваты и т.д. Всего было предостаточно, без этого войны не бывает. На сей счёт немало написано, иногда талантливо, иногда не очень. Но война – это постоянная напряжённая тяжелейшая работа, работа без расписаний и регламента, работа днём и ночью, в любое время года, в ненастье и вёдро, часто без сна и отдыха многими днями и неделями, не снимая шинелей и сапог. И что характерно, люди в солдатских шинелях самоотверженно и мужественно делали военную работу и понимали её необходимость.
<…>
19.02.1985
Из письма Роберту Левенбергу:
<…>
После приостановления наступления на Варшаву, как ты помнишь, нас отвели из под Яблонны Легионовой на формировку. Вскоре из каждого полка командировали в распоряжение штаба тыла армии по одному офицеру с группой солдат. Выбор пал на меня. Из штаба тыла армии командированных перевезли в Люблинское воеводство, я попал в группу, прибывшую в Билгорайский повят. Здесь провели краткий инструктаж. Задача состояла в том, чтобы принять у украинского населения, переезжающего в СССР, хлеб, фураж и др. сельхозпродукты для нужд Кр. Армии. (Переселение украинцев в белорусов из Польши в СССР, поляков из СССР в Польшу проводилось в строго добровольном порядке по договору между правительством СССР и новым польским правительством). Нам же вменялось в обязанность принять контигент (налог) сельхозпродуктов от польского населения. Инструктаж в Билгорье был очень общим. Из Билгория с тремя своими солдатами направлен в гмину Обща, где была штаб-квартира капитана Тихомирова. Местом моей работы оказалось село Замк. Это большое, дворов 500, село. Из них дворов 400 – украинцы, остальные поляки. Боевые действия эту местность миновали, село хорошо сохранилось. Все украинцы за исключением одной семьи (фамилия – Булка) изъявили желание переехать в СССР. Солдаты несли охрану заготовленного хлеба, один сержант был кладовщиком. На месте организовали приёмку зерна, картофеля, сена и др. Помнится, хлеба в Замке был заготовлено 800 тонн, много другой сельхозпродукции. Мы же занимались и отгрузкой всего заготовленного, для чего направлен взвод автомашин ЗиС-5. Население по нашей просьбе помогло мешкотарой для зерна, а также обеспечивало погрузку на транспорт. После завершения отгрузки мы получили бланки официальных документов (квитанции и др) на принятые продукты, оформили эти документы и выдали сдатчикам. По этим документам переселенцы всё получили в нашей стране. Капитан Тихомиров нас из сёл гмины довольно часто вызывал в Обшу. Мы отчитывались о ходе работы и получали руководящие указания и необходимый инструктаж. В полк вернулся перед началом январского наступления, в ходе которого была освобождена Варшава.
Помнится эта командировка не только своей необычностью, но и многими непонятными до сих пор деталями интендатской работы. Вот одна такая деталь. Мне, выросшему в деревне, знающему цену хлебу и крестьянскому труду, до сих пор кажется, мягко говоря, странным лёгкое отношение к святая святых – хлебу. Особенно возмущали порядки сдачи хлеба на ж.д. станции. Ни до, ни после такой неразберихи и преступной безответственности к делу я не встречал.
<…>
10.02.1985
Из письма Валентину Силуянову:
После форсирования Одера и прорыва обороны на западном его берегу, наступление шло успешно, ежедневно мы продвигались на большие расстояния. Непосредственного участия в самом форсировании Одера мы не принимали, в это время находились на подходе к Одеру после овладелния г. Данцигом и совершали стремительный марш от Данцига. Но разгроме одерских левобережных укреплений врага участвовали в полной мере.
Несмотря на то, что враг был деморализован, заметно снизилась активность его авиации и танков, чувствовался близкой конец войны, однако фашисты при малейшей возможности организовывали яростное сопротивление, ежедневно приходилось вести упорнейшие бои и нести потери. Враг сопротивлялся с отчаянной обречённостью.
Можно привести такой пример. Хотелось бы быть пределно точным, но едва ли удастся. За давностью событий из памяти многое стёрлось. В полосе нашего наступления был гор. Пренцлау. Мы должны были им овладеть. Это было где-то около 20 апреля, может быть, позднее. Во второй половине дня батальон двигался вперёд. Перед нами был небольшой населённый пункт то ли Узедель, то ли Дамен (не помню). Да больших деревень и сёл там нет вообще. Впереди основной колонны двигался, как и положено, подвижной отряд на небольшом удалении. Местность пересечённая: речки, озёра, много рощ (я, северянин, боюсь называть их лесами). Вдруг передовой отряд был обстрелян из стрелкового оружия с высоты впереди по ходу движения. На высоте и был этот населённый пункт. А за ним опушка леса. Вслед за обстрелом передовых подразделений, противник произвёл сильный артиллерийско-миномётный налёт на основную колонну батальона. Под огнём мы развернулись для боя. 4 стр. рота была развёрнута влево от шоссе, 5 стр. рота – вправо. Батарея 45 мм пушек быстро выскочила вперёд, к передовому отряду, чтобы занять огневые на прямой наводке, а мин. рота развернулась тут же, прямо под огнём, в небольшой лощине. Развернулись для ведения огня и приданные артиллеристы.
Пока артиллеристы и миномётчики занимали огневые позиции, а их разведчики и наблюдатели выбирали наблюдательные пункты и готовили огонь, стрелковые роты с приданными им взводами пулемётной роты развернулись в боевой порядок и под продолжающимся арт. мин. огнём противника приблизились к передовому отряду. Роты несли потери и без поддержки арт. огнём сбить противника не могли, поэтому, заняв исходные позиции, окопались и вели разведку наблюдением. Мы свой Н.П. выбрали на небольшой высотке невдалеке от какого-то хутора, около дороги, ведущий от шоссе в этот хутор. Дорога по обеим сторонам была обсажена деревьями и кустами, а впереди было поле. Поле понижалось на запад и через низину, поросшую кустами, поднималось на высоту, откуда противник и вёл сильный огонь. С нашего Н.П. было видно, что пулемётный и автоматный огонь враг ведёт от строений на высоте и из окопов справа и слева от этих строений. А арт. миномётный огонь ведётся из-за населённого пункта и из-за опушки леса.
Когда артиллеристы и миномётчики доложили о готовности к ведению боя, были назначены начало и продолжительность артподготовки. Что-то минут 25-30 артиллерия обрабатывала противника. После этого мы подняли стрелков в атаку, но с ходу овладеть высотой не удалось. Чтобы не нести напрасных потерь, атаку приостановили. Артиллеристам было приказано подготовить более прицельные огни. И в то же время в обход слева направили два стрелковых взвода (по одному от роты) с двумя стрелковыми пулемётами с целью скрытно подойти к противнику с его правого фланга и после завершения новой артподготовки одновременно атаковать его. Сигналы взаимодействия были обусловлены.
Второй наш штурм был готов уже нерано, что-то около 18 часов или даже позднее. Артиллеристы на этот раз с задачей справились значительно лучше. После перенесения огня с населённого пункта в глубину, стрелковые роты пошли в атаку. Блестяще справились с задачей и посланные в обход стрелковые взвода. Противник, очевидно, не ожидал нашего появления с фланга. Одним словом, деревня оказалась в наших руках. Противник был сбит. Взято в плен около полутора десятков вражеских солдат. Много было убитых немцев. Но основные их силы успели оторваться. Гражданского населения не оказалось. Во дворах был скот: лошади, коровы, свиньи.
<…>
Пока артиллерия снималась с позиций, 5 стр. рота Каменского была послана для преследования противника, а вслед за ней двинулся в направлении гор. Пренцлау и весь батальон с приданными средствами. До города от места боя было около 10 км и батальон приблизился к Пренцлау уже в полной темноте. Мы имели задачу вместе с другими подразделениями захватить город и сосредоточиться на западной его окраине. Серьёзного сопротивления противник не оказал, но, очищая город, роты имели несколько стычек с засадами противника. Засады без большого труда были подавлены и ликвидированы. Остаточными группами противника города в течение ночи был подожжён и к утру, когда батальон сосредоточился на западной окраине, в городе бушевало много пожаров.
<…>
После овладения гор. Пренцлау бои, как правило, носили характер преследования противника. Быстрому нашему продвижению помогало то обстоятельство, что почти все подразделения передвигались на подводах. Роты сильно поредели и не составляло труда иметь иметь достаточное количество лошадей и повозок для передвижения личного состава. Конечно, потери в лошадях были немалые, но восстановить их за счёт трофеев было нетрудно.
<…>
Такие скоротечные бои заканчивались пленением вражеских солдат и офицеров, но следует заметить, что в последние дни войны немцы старались, если не удавалось удержаться, быстро оторваться от преследования и сдаться в плен нашим союзникам.
<…>
Боевые действия на нашем участке закончились 4 или 5 мая (точно не помню) после овладения гор. Бютцов. Мы в это время двигались в общем направлении на гор. Шверин – столицу провинции Мекленбург.
В непосредственное соприкосновение с войсками союзников, а перед нами действовали подразделения английской армии, мы не вышли.
<…>
В памяти остался такой случай. Батальон на подводах быстро продвигался по шоссе к гор. Бютцов. Вдруг справа из наделёкого леса наперерез нашему движению вышла огромная колонна немцев. В голове колонны развевалось белое полотнище. Мы свою колонну остановили. Все чувствовали себя напряжённ и ждали, сжимая оружие в руках. Немцы никаких агрессивных действий не выказывали. Но всё же, кто знает, кто эти что они выкинут? Колонна их, между тем, медленно приближалась и, наконец, голова её невдалеке остановилась. Трое немцев, один из них с белым флагом, подошли к нам и один из них на ломаном русском языке стал говорить. Мы понял одно, что все они сдаются в плен и просят их принять. Мы с т. т. (товарищами – моё прим.) Пырх, Кузнецовым и Шумаковым быстро посоветовались и решили отправить их в тыл без сопровождения. Назвали населённый пункт, где по предположениям должны были быть наши войска, и велели организованно следовать туда. С трудом втолковали, чтобы они двигались одни. Мы же приняли решение исходя из следующего. Для надлежащей охраны и сопровождения огромной немецкой колонны следовало выделить много солдат и офицеров, а в батальоне и так осталось мало личного состава. Посылать же 2-3 человек не имело смысла. Несколько человек не обеспечат охрану такой массы, если у них есть дурные намерения. К тому же, было видно, что немцы понимают безвыходность положения, близость конца войны и добровольно сдаются на милость победителя. Так или иначе, немцев мы отправили в тыл самостоятельно, а сами продолжали выполнение задачи. О принятом решении доложили командованию полка. Позднее мы узнали, что никаких эксцессов с этими немцами не было. Всех их пленили.
<…>
Последнее. Вам известно из истории полка, что в июне, кажется в июне, 1945 г. мы вышли из Германии в Польшу. До декабря 1945 г. находились на территории бывшей Восточной Пруссии. Наш полк стоял в городе Рёссель. В конце декабря 1945 г. нас оттуда передислоцировали на Родину. В начале января 1946 г. прибыли в гор. Киров Калужской обл. Оттуда я был командирован на курсы усовершенствования офицеров пехоты. Это и было расставанием с родном полком и батальоном.
<…>
23.06.1975
Из письма матери Надежде Константиновне:
<…>
Я живу хорошо. Нахожусь в Польше. Сейчас, после войны, очень много работы. Даже редко можно выбрать время, чтобы заняться письмом.
Мама, ты обижаешься, что я редко начал писать. Это отчасти потому, что времени свободного мало, а, во вторых, сейчас же ты можешь каждый день знать, что я жив, ибо войны нет.
Мама, ты спрашиваешь, когда я приеду домой. Этого, дорогая мама, я сообщить не могу, да ещё и сам не знаю, когда придётся увидеться с вами, во всяком случае, обещать не могу. Конечно, очень бы хотелось побывать дома, но сие от меня не зависит.
Мама, ты сообщаешь, что получила письма с Украины от С. И. Глух (неразбочиво — возможно, Пух). Да, я его знаю, и жену, и дочку. Может, помнишь, зимой я писал, что был в командировке, вот тогда-то я их узнал и жил у них. После этого они из Польши переселились на Украину, потому что они украинцы и пожелали ехать туда. В дороге они были долго, поэтому я не мог им писать, не было адреса. Сейчас я уже два письма им написал и получаю от них.
Если тебе придут письма ещё, то отвечай по возможности. Очень прошу.
<…>
5.07.1945
«На памйать Любимому Васiувi. Вспомнi Васiа времйа проведенйа вместе
Глух (Пух?) Анна Семенувна. 14 VIII 1945 г»
Это — продолжение части 1 и части 2 >>>>