Новый художественный руководитель Вологодского театра приступил к исполнению обязанностей. 24 августа артисты Вологодского областного драматического театра вышли из отпуска. В новый сезон театр входит с новым художественным руководителем, который приступил к работе в этот же день. Как оказалось, целый ряд артистов давно знаком с Алексеем Ожогиным. Настало время и читателям «Премьера» поближе познакомиться со старой-новой фигурой на вологодской сцене.
— Вы родились в Вологде в 1976 году в семье Вячеслава Анатольевича Ожогина. Каким было Ваше детство?
— Моё детство, пожалуй, было счастливым. Отец работал в авиаотряде, мы жили в одном из двух «аэрофлотовских» домов на улице Чернышевского. И моё детство было полностью связано с «Аэрофлотом». Разумеется, папа меня брал с собой на работу, я пересидел во всех самолётах. До сих пор, когда я сажусь в очередной раз в самолёт, радуюсь как ребёнок.
— И почему не стали лётчиком? Ведь, наверное, мечтали?
— Это была, скорее, мечта отца, чтобы я пошёл по его стопам. Он был абсолютно преданным авиации человеком. Даже когда он уволился из авиаотряда, то, по его признанию, ему долго потом снились самолёты. Но у меня уже в четвёртом классе сложилось чёткое представление, чего я хочу. С этого момента я не представлял себя ни в какой другой профессии, кроме как в профессии режиссёра.
— Что же произошло в четвёртом классе?
— Мы переехали в Бывалово, и в четвёртый класс я пошёл уже в школу №3. Здание было новым, был потрясающий актовый зал, оборудованный по последнему слову техники. Моим учителем там был Владимир Климентьевич Файнберг, сын известных в городе журналистов Климентия и Татьяны Файнберг. Он был совершенно феноменальным человеком, с совершенно светлой головой, именно он привил мне любовь к чтению и к нестандартным способам мышления, ощущение свободолюбия и умение мыслить и выражать собственные взгляды. У нас в школе был драмкружок, который просуществовал всего год, но именно там я впервые познакомился с театром. Именно там ко мне пришло понимание, что мне интереснее находиться над процессом, а не внутри него. Затем был и КВН, и театры-студии: школа делала всё, чтобы я развивался именно в этом направлении.
— А потом в Вологде открыли курс ГИТИСа…
— …и мы с моим другом и одноклассником, а теперь уже и коллегой Сергеем Закутиным решили поступать. Поступили мы вполне уверенно, а конкурс был около ста человек на место. Учили нас серьёзно, где-то даже жёстко. Давалось поначалу тяжело, после первого курса меня чуть было не отчислили за профнепригодность. Но после того, как я экстерном закончил школу, всё пришло в порядок. На четвёртом курсе я понял, что уеду из Вологды после окончания. Артистом в итоге я не работал ни дня, хотя и имею актёрское образование.
В Москве тогда в театры никто не ходил, кино почти не снимали. Когда я побывал в Кирове и увидел, что там даже в эти годы в театрах полные залы, то понял: хочу там работать. Само собой разумеется, художественного руководителя пришлось долго уговаривать, за две недели я его капитально «достал», и в результате в мои 19 лет поставил первый спектакль.
Мне дали малую сцену и очень непростых актёров: видимо, ожидали, что у меня ничего не выйдет. А у меня всё получилось, и после этого понеслось. Потом меня позвали работать в Котлас, где я проработал одновременно художественным руководителем и директором три сезона.
— Что Вы там ставили?
— Я, вообще говоря, сторонник классики, я её очень люблю. Это, с одной стороны, наша классика — «Маленькие трагедии» Пушкина, «Ревизор» Гоголя, «Жизнь человека» Леонида Андреева, из американской классики — «Машинистки» Мюррея Шизгала. Пожалуй, единственная постановка в моей жизни, на которую я решился непостижимым для меня до сих пор образом, это «Выходили бабки замуж»: я не понимаю природу такого юмора. Но всё, что я делал, это авторы, в которых я купаюсь, которых я люблю.
— А как же Вы в Москве оказались?
— Мы как раз заявились на «Золотую маску». И к этому моменту я внутренне для себя понял, что хочу уехать. Во-первых, я смертельно устал. Всё сложилось само собой. «Золотую маску» мы не выиграли, но зато нас заметили. Мой учитель Валентин Васильевич Тепляков спросил у меня, не надоело ли мне работать в провинции, и «сосватал» меня в ГИТИС на преподавательскую работу. А дальше мне стали поступать предложения от разных театров, и к сегодняшнему моменту я поставил в Москве несколько десятков спектаклей.
— Порой приходится слышать, что Вы чаще ставите комедии. А на самом деле как? И всё-таки чего больше — трагедий или комедий?
— Любой режиссёр живёт, ходит по улицам, общается с людьми, по-своему видит и понимает современность, и у него есть вещи, которые его волнуют на сегодняшний день и о чём хотелось бы поговорить со зрителем через авторский текст. И таким образом происходит выбор материала. Для меня театр имеет две составляющие: это зрелище и интеллект. Я хочу, чтобы зритель, вышедший из зрительного зала, в первую очередь думал. Без этого никак, на этом строится искусство.
Одно из определений искусства таково: это боль художника, выраженная в творческом эквиваленте. Боль — это как раз то, о чём хочется поделиться со зрителем. А жанр для меня никогда не был определяющим.
С другой стороны, не нужно бояться комедии. Вообще говоря, комедия — одна из самых сложных жанров и даётся она далеко не каждому. Как мы учим студентов, и актёров, и режиссёров, комедия — это результат внутренней трагедии художника, который через юмор, как через способ защиты, начинает что-то высказывать. К примеру, Чехов считал свой «Вишневый сад» комедией. Гоголевский «Ревизор» — это комедия. И правильно поставить комедию нужно уметь. Лично для меня поставить драму гораздо проще.
— Москва у Вас не то, чтобы позади, но некий этап в жизни завершился. Есть ли предмет особой гордости, особая режиссёрская удача?
— Послушайте, рано мне ещё подводить итоги. Насколько можно судить, у меня не было откровенных провалов. Цель — конечна, главное — движение к цели. А цели у нас самые высокие. И Москва это отнюдь не законченный этап, я там только лишь минимизировал мои дела. К примеру, я сократил нагрузку в ГИТИСе, буду вести только заочное отделение.
— Вы уже начали работать с труппой вверенного Вам театра. Каковы первые планы?
— Когда я подхожу к пониманию того, что здесь можно сделать, я должен ознакомиться с возможностями труппы. Поверхностно я, конечно, знаком со многими. Кого-то я, естественно, знаю полжизни. Но я же понимаю, что мы не работали вместе много лет. У них уже другой ролевой материал, другое видение. И я сейчас для себя это просчитываю.
— В каком состоянии театр как учреждение?
— Состояние театра хорошее. Материально-техническая база в очень хорошем состоянии.
— Ваш предшественник совмещал должности директора и художественного руководителя. Как будет при Вас?
— Я буду только художественным руководителем, об этом изначально шла речь. И, честно говоря, я внутренне этому рад. Потому что я предпочитаю отвечать за творчество, а не за унитазы. Я в 21 год поседел, отвечая в Котласе и за унитазы в том числе, я знаю весь механизм работы. Раньше, когда у меня было желание доказать, что и это тоже я могу, я себе это доказал.
— Часто говорят о том, что в современной пьесе есть серьёзный кризис. Так ли это?
— Драматическое искусство — это прежде всего действие. Но когда в пьесе много говорят и мало действия, значит, эта пьеса не особенно качественная. Проблема драматургии в массе своей — это отсутствие действенной структуры, событийного ряда. По большей части проблематика, заложенная в современной пьесе, предполагает, как правило, камерные и малые формы. Невозможно на тысячный зал вывести маленькую проблему, чуть ли не подзаборного характера. Возможно, и о ней нужно говорить, но точно, что не на большой сцене.
Само собой разумеется, мы будем ставить и классический репертуар. Но перед нами стоит следующий вопрос. В театре есть три сцены — большая, малая и камерная. Хочется сделать спектакли, которые привлекут и молодёжь, поговорить и на понятном для неё языке тоже. Не нужно бояться экспериментировать, разумеется, в хорошем смысле слова. Языков театра много, и один не отрицает другого. Будем приглашать других режиссёров, будем, наверное, и ошибаться, но для нас главное сделать театр культовым местом, чтобы это был театральный центр, куда бы люди стремились попасть. Это основная стратегия, которую хочется реализовать.
Владимир Пешков
Впервые материал был опубликован в газете «Премьер — новости за неделю» >>>>